В.И. Алексеева

Чаще всего внимание исследователей привлекает научная биография К.Э. Циолковского. О нем как теоретике космонавтики и ракетно-космической техники можно прочитать очень много. Хотелось бы обратить внимание на такой предмет, как самооценка этого великого русского мыслителя. Считал ли он себя гением? Полагал ли, что научная карьера состоялась, что его оценили по заслугам? Как он оценивал свои достижения? Сравнивал ли себя с кем-либо из великих?

Циолковский был достаточно замкнутым человеком, не очень любил говорить и писать о себе. На многочисленные просьбы в разные годы написать автобиографии отвечал отказом. Затем начинал писать, но очень коротко. Сравнительно подробную автобиографию написал только в последние годы жизни. Она содержит признание, которое может послужить ключом к пониманию личности ученого. Когда в 1870-х гг. Циолковский жил в Москве, ему было 16 – 18 лет, произошла романтическая история. Юноша не избежал платонической любви. Переписывался с девушкой, которую не видел ни разу в жизни. Вот выдержка из одного письма: «…я уверял свой предмет, что я такой великий человек, которого еще не было, да и не будет». Далее в автобиографии писал: «И теперь (в 75 лет – В.А.) мне совестно вспомнить об этих словах. Но какова самоуверенность, какова храбрость, имея в виду те жалкие данные, которые я вмещал в себе! Правда, и тогда я уже думал о завоевании Вселенной. Припоминается невольно афоризм: плохой тот солдат, который не надеется быть генералом» [1, с.400].

О каких жалких данных говорил Циолковский, что он имел в виду? Он выходец из обедневшей дворянской семьи, в которой было 13 или более детей, он этого точно не помнил. Детство начиналось вполне благополучно. Костя рос веселым, открытым, мечтательным ребенком. Получил прозвища «птица» и «девочка». Платил младшему брату за то, что тот выслушивал его фантазии. Счастливое детство закончилось внезапно. После перенесенной скарлатины в возрасте 10 – 11 лет почти полностью потерял слух, а после смерти матери на 13-м году жизни для мальчика наступило одиночество. Он не смог учиться в школе, поскольку плохо слышал. Отошел от товарищей, замкнулся в себе. Сам называл свою последующую жизнь «биографией калеки». Может быть, несколько последующих лет жизни оказались для него самыми тяжелыми.

Наконец Костя нашел для себя занятие, увлекся книгами, которые стали его друзьями и учителями на всю жизнь, помогли возродиться интеллектуально и эмоционально. Но перенесенный в детстве удар судьбы был столь силен, что о его роли в своей судьбе ученый размышлял впоследствии. Много лет спустя Циолковский писал, что глухота была погоняем, кнутом, который заставлял искать великих дел. Он хотел реализовать свои способности во что бы то ни стало, компенсировать тот тоскливый период отупения и растерянности (в возрасте 10 – 14 лет), доказать себе и людям свою человеческую состоятельность. В конце концов он счел глухоту катализатором в развитии и характера, и способностей. По этому поводу писал: « …гений развивается и под давлением жизненных условий, часто непонятных и как бы отрицательных. Так, сиротство, нищета, презрение людей за какой-нибудь физический недостаток и т. д. возбуждают силы, мысль и деятельность. Также подходящие книги и люди» [2, с.6].

Циолковский искал аналогию своей судьбе, особенно в детстве, с судьбами ученых прошлого. Его привлекали такие факты биографий, как бедность семьи будущего выдающегося деятеля, ранний труд ради заработка, нередко – позднее развитие способностей, необходимость самообразования, слабая успеваемость в школе, удаление от общества сверстников ради чтения книг или занятий изобретательством. Думается, что одним из любимых исторических героев Циолковского был Исаак Ньютон. Циолковский называл его апостолом ума и нравственности, довольно часто упоминал его имя в работах. Наверняка обращал внимание на такие строки о нем: «Ньютон родился таким слабым, что родители не надеялись на сохранение его жизни, и это обстоятельство, замеченное также в первые годы детства двух других великих людей – Декарта и Вольтера – как будто указывает на то, что слабый организм более способен к умственному развитию» [3, с.1].

Вообще Циолковский мог найти не одно подтверждение этой своей мысли. Так, о Бенджамине Франклине в знаменитом словаре Брокгауза и Ефрона было написано, что он родился в семье беднейшего английского ремесленника, эмигрировавшего в Америку в поисках работы. Бенджамин был младшим сыном из 17 детей и по бедности не мог получить систематического образования. С десятилетнего возраста начал помогать отцу в выделке свечей, затем работал в типографии и учился по тем книгам, которые ему приходилось печатать [4, с. 468]. Подбная судьба была и у Майкла Фарадея. Он родился в предместье Лондона в семье кузнеца и с 13-летнего возраста был вынужден добывать себе средства к существованию. Он поступил сначала рассыльным в переплетную мастерскую, там же начал учиться переплетному делу. А интерес к естествознанию возник у него в результате чтения книг, предназначенных для переплета. Он умудрился даже иллюстрировать прочитанное простыми опытами [5, с. 415].

Циолковский много размышлял над судьбами великих. Об этом свидетельствуют его статьи «Горе и гений», «Гений среди людей», «Двигатели прогресса». Точные замечания Циолковского свидетельствуют о том, что он много читал на эту тему. Можно насчитать около 70 имен ученых, изобретателей, первооткрывателей, государственных и политических деятелей, которых он упоминал. Циолковского интересовали великие всех времен и народов, начиная от Христа, которого Циолковский называл Гагилейским учителем, и заканчивая его старшим современником Германом Гельмгольцем.
Какими источниками пользовался ученый? Прежде всего популярным в то время трехтомником Франсуа Араго «Биографии знаменитых астрономов, физиков и геометров», вышедшем в русском переводе в 1859 – 1861 гг. Его настольной книгой был энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, в котором содержались статьи о знаменитостях всего мира. В распоряжении Циолковского был большой выбор научно-популярной литературы по всем отраслям знания. Например, книги: Л. Фигье. Светила науки от древности до наших дней (1869 – 1873); В. Уэвель. История индуктивных наук (1867); Н.А. Любимов. История физики. Опыт изучения логики открытий и их истории (1892 – 1896); О. Лодж. Пионеры науки. Лекции по истории астрономии (1901); М.В. Мейер. Мироздание. Астрономия в общепонятном изложении (1903).

Особое внимание Циолковский уделял такой характеристике ученых, как наличие или отсутствие образования в избранной области деятельности, наличие дипломов, принадлежность к официальным научным структурам. Если обобщить его мысли по этому поводу, получится следующая картина. В целом деятели науки разделяются на две категории. Первая – гении. Вторая – кастовые ученые и специалисты, ученая корпорация. Гении являются выходцами из всех сословий: «Нет большего заблуждения, как думать, что гении и мыслители … выходят из дипломированных ученых и специалистов своего дела. Великие выдвигаются большею частью из всего человечества, из всевозможных его слоев, не имея при себе дипломов, свидетельствующих о принадлежности их к ученой корпорации» [2, с. 17].

Гении – это творцы, изобретатели, способные на научные открытия. Им принадлежит ведущая роль в прогрессе всего человечества. «Двигателей прогресса» Циолковский подразделял на шесть категорий. Первые пять – это творцы нового; шестая категория – кастовые, корпоративные ученые. Кастовые ученые лишены творческих потенций. У них есть своя общественная роль – аккумулировать открытия и изобретения гениев, пропагандировать, внедрять их в жизнь, усваивать самим и распространять эти знания.

Но хорошо ли, добросовестно ли кастовые ученые делают это дело? Всегда ли поддерживают истинного гения? Гений «… обыкновенно не находит сочувствия. Причина простая. Ученые и так утомлены своей наукой и обязанностями. Даже всякое уже прогремевшее открытие для них горе и досада, так как заставляет их утомляться для усвоения новых идей. Но когда какая-нибудь ничтожность, маленький человечек делает открытие, то это не только заставляет их без серьезного разбора и рассмотрения отрицать, но и завидовать. И отрицание превращается в преследование и глумление. Они чувствуют личное оскорбление от ненавистного гения, так как открытие сделано не ими и не их классом. Признай они его, им скажут: «А почему же не вы сделали это изобретение? На своем ли вы месте, не забрались ли высоко?» [2, с.9].

И это нелицеприятное мнение Циолковского было сложившимся, устойчивым, он высказывал его неоднократно. Это мнение нельзя объяснить ничем иным, как личным опытом самого ученого, обстоятельствами его жизни, опытом общения с официальными инстанциями, который иногда бывал негативным. Себя он относил к категории самородков, выходцев из народа, встречаемых ученой кастой с пренебрежением.

Вот один из подобных эпизодов. В 1891 г. Циолковский послал проект цельнометаллического дирижабля в Петербург, в 7-й Воздухоплавательный Отдел Императорского Русского технического общества. Проект рассматривал председатель Отдела профессор Е.С. Федоров. Поскольку Циолковский лично не был на заседании, где рассматривался его вопрос, он получил ответ в письменном виде. Письмо гласило: «Милостивый государь! 7 Отдел Императорского Русского технического общества в заседании своем от 23 октября, подробно рассмотрев представленный вами через профессора Менделеева проект «Построение металлического аэростата, способного изменить свой объем», постановил, что проект этот не может иметь большого практического значения, почему просьбу вашу о субсидии на постройку модели – отклонить» [6, с.93]. Вместе с этим письмом на адрес Циолковского в Боровске был выслан полный текст доклада Федорова, в котором, в частности, говорилось: «/Энергия и труд, затраченные г. Циолковским на составление проекта, доказывают его любовь к избранному для исследования предмету, в силу чего можно думать, что г. Циолковский со временем может оказать значительные услуги воздухоплаванию и потому вполне заслуживает нравственной поддержки со стороны технического общества» [6, с.93].

Как видим, ничего обидного лично для ученого в ответе не было, он вполне доброжелателен. А сам отказ общества выделить средства на практическую реализацию был вполне справедлив, как показало время. Проект Циолковского содержал много перспективных технических новинок, был идеально просчитан с геометрической точки зрения, но нереализуем при технологиях XIX века. Кроме того, Циолковский как ученый-теоретик не располагал экспериментальной базой для начала серьезных практических работ.

Единственная область, которой он мог заниматься в домашней мастерской, были опыты по аэродинамике. На этом поприще Циолковский достиг выдающихся результатов. Он изобрел целую линейку аэродинамических приборов, включая первую в России аэродинамическую трубу со спрямляющей решеткой, и лично провел в домашних условиях большую серию экспериментов, доказавших, что летательные аппараты как легче, так и тяжелее воздуха имеют право на жизнь. С аэродинамическими опытами связан еще один эпизод, закончившийся недоразумением.

Описание изобретенной Циолковским аэродинамической трубы и программу опытов ученый послал в физико-математическое отделение Российской Академии наук в 1899 г. Материал рассматривал академик М.А. Рыкачев, специалист в области аэродинамики. Он дал положительный отзыв и ходатайствовал о выделении средств на проведение работ. Циолковский просил 1000 рублей, ему выделили 470, но для бюджета Академии в те годы это были большие деньги. 16 декабря 1901 г. Циолковский представил в Академию отчет о проведенных опытах и расходовании средств. Отчет представлял собой 80 листов текста и 58 таблиц, и это было извлечение из рукописи большого объема.

Рыкачев отнесся к отчету благосклонно, отметил, что опыты многочисленны, интересны и заслуживают внимания, несмотря на грубость измерительных приборов. Правда, Рыкачев написал Циолковскому, что доклад прислан в сыром виде, препятствующем его опубликованию в «Известиях» Академии. Рыкачев просил прислать полный материал по проделанным опытам с указанием всех стадий экспериментов, чтобы было ясно, на каком основании делаются выводы. Материал надо было изложить в соответствии с академическими требованиями. Что обидного было для Циолковского в этом замечании со стороны профессионального ученого? Циолковский не выполнил просьбу. Позднее признавался: «В трудах Академии отчет не был напечатан отчасти по моему упрямству» [6, с. 157].

Да, не всегда складывались отношения Циолковского с официальными инстанциями. Можно привести и другие примеры взаимоотношений, когда он считал себя непонятым и неоцененным. Всегда ли это было справедливо? Бог весть. В целом он не мог пожаловаться на судьбу. В своих открытиях и изобретениях он так серьезно опережал уровень мысли, технологии своего времени, что и не мог ожидать быстрого признания и воплощения в жизнь заветных изобретений. Провинциальный самодеятельный ученый добился больших жизненных высот. Его труды по теории ракетной техники были оценены пусть немногими, но выдающимися умами в стране и за рубежом. Нашлись талантливые популяризаторы. Основные труды издавались, пусть в виде краткого извлечения из больших рукописей. Циолковский мог бы посетовать на то, что с помощью науки и изобретательской деятельности не заработал денег, не имел гонораров. Напротив, тратил собственные средства на опыты и издания, гонорары получал в виде оттисков своих статей. Но подобные жалобы не приходили в голову ученому.

Другое дело – отношение к новой мысли, изобретению. Встречая холодный, пусть и справедливый отзыв, обижался. В 1924 г., испытав к этому времени немало подобных разочарований, писал: «Отсылать рукописи на суд средних людей я никогда не соглашусь. Мне нужен суд народа. Труды мои попадут к профессионалам и будут отвергнуты или просто затеряются. Заурядные люди, хотя бы и ученые, как показывает история, не могут быть судьями творческих работ. Только по издании их, после жестокой борьбы, спустя немало времени, отыщутся в народе понимающие читатели, которые и сделают им справедливую оценку…». Это цитата из предисловия к работе «Ракета в космическое пространство» [7, с. 5 — 6]. Предисловие имеет весьма характерное название: «Судьба мыслителей, или двадцать лет под спудом».

Итак, Циолковский интересовался темой непризнания современниками великих открытий, проводя аналогии со своими обстоятельствами. В статье «Гений среди людей» привел длинный перечень страданий непризнанных гениев: «Первые изобретатели паровых машин были отвергнуты, не поддержаны и между ними забыт один русский рабочий Ползунов… Мейера, основателя механической теории теплоты, недавно осмеяли ученые. Колумб возбуждал веселый хохот среди передовых людей своего времени, великий Лавуазье был казнен революционными партиями… Конструктор холодильных машин Казимир Телье на днях умер в нищете… Галилей был приговорен к сожжению… Паллиси, изобретатель фаянса, сжег крышу своего дома, чтобы закончить опыты… Кеплер сидел в тюрьме… Коперник дождался издания своего сочинения только на смертном одре…» [2, с. 14 — 15].

По большей части ученый оказывался прав, приводя примера неблагодарности рода человеческого по отношению к гениям. Однако, находясь в плену своей позиции, иногда ошибался. Он ошибся, утверждая, что Коперник дождался издания своего сочинения только на смертном одре. Источники, которыми он мог в свое время пользоваться, однозначно указывают, что Николай Коперник не ставил цели немедленное опубликование рукописи, содержание которой было поистине революционно, ведь вместо геоцентрической системы мира предлагалась гелиоцентрическая. « …книга, раньше чем попасть в печать, скрывалась автором… О ней знали, однако, некоторые астрономы, друзья Коперника, а также духовные лица, интересовавшиеся астрономией. По понятным причинам Коперник вначале упорно не соглашался опубликовать свой труд, он предчувствовал, какую бурю должна была вызвать попытка подорвать мировоззрение, освященное тысячелетней традицией, и заменить его новым, в котором Земле, до сих пор считавшейся важнейшей частью вселенной, отводилось лишь скромное место между бесчисленными телами… Нечего говорить уже об опасности, которая грозила такого рода новшеству: оно заранее было осуждено как ересь, стоящая в противоречии с библией. Лишь за год до смерти Коперника удалось убедить его приступить к изданию книги» [5, с.107]. Николай Коперник, будучи духовным лицом, поставил дело весьма дипломатично. Посвятил книгу папе, изложил новое учение о вращении всех планет вокруг Солнца без внешней претензии на революционность. В результате церковь поначалу отнеслась к книге «О вращении небесных сфер» терпимо. Запрещена она была церковным вердиктом только через 74 года после выхода в свет, и пострадали за распространение нового учения уже Галилео Галилей и Джордано Бруно.

Наверное, Циолковский мысленно не раз переживал тяжелые судьбы великих мира сего, причисляя к таким людям и себя. Может быть, эти герои прошлого были его друзьями. То, что он ощущал себя гением, пророком – бесспорно. Но только самоуверенные гении не очень приятны. А в характере Циолковского были противоречивые черты. Он был и пророком, мысленно устраивающим судьбы мира, и застенчивым человеком, лишенным не только слуха, но и внешнего блеска, лоска, который стеснялся познакомиться с известным математиком, потому что этот математик – женщина, Софья Ковалевская.
Константин Эдуардович Циолковский – живой человек со своим характером, гордый и наивный, пророчествующий и в чем-то замкнутый – привлекает нас и сегодня.

Библиография

1. Циолковский К.Э. Черты из моей жизни // Циолковский К.Э. Грезы о земле и небе. – Тула: Приокское книжное издательство, 1986. – С. 385 – 418.
2. Циолковский К.Э. Гений среди людей. – М.: 1992. – 24 с.
3. Био Ж.Б. Биография Ньютона. – М.: 1869.
4. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. – Спб.: 1902. Кн. 71.
5. Даннеманн Ф. История естествознания. – Одесса: 1913.
6. Воробьев Б.Н. Циолковский. – М.: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1940. – 261 с.
7. Циолковский К.Э. Судьба мыслителей или двадцать лет под спудом // Циолковский К.Э. Ракета в космическое пространство. – Калуга: 1924. – С. 4 – 6.
8. Циолковский К.Э. Горе и гений//Циолковский К.Э. Космическая философия. – М.: Эдиториал УРСС, 2001. – С. 15 – 22.
9. Циолковский К.Э. Двигатели прогресса//Циолковский К.Э. Гений среди людей. – М.: Мысль, 2002. – С. 226 – 342.
10. Циолковский К.Э. Очерки о Вселенной. – М.: ПАИМС, 1992. – С. 254.

Научная библиотека

О Циолковском написано много: книги, научные и научно-популярные статьи, эссе, воспоминания, предисловия и послесловия к изданиям трудов. Большой вклад в сохранение документального наследия, изучение жизни и научной деятельности, сбор воспоминаний о Циолковском внёс коллектив музея.

Грани жизни и деятельности

Аптекарь, спонсор Циолковского

Богатство научно-технической мысли К.Э. Циолковского

Из истории научного наследия К.Э. Циолковского

История завещания Циолковского

К изучению темы «К.Э. Циолковский и книги»

К истории издания и распространения статьи К.Э. Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1903 г.)

К.Э. Циолковский глазами кинематографистов. Из истории создания художественных фильмов о К.Э. Циолковском

К. Э. Циолковский и калужане

К.Э. Циолковский и эпоха 1860-х – 1870-х годов

К.Э. Циолковский и Я.И. Перельман

Как работал К. Э. Циолковский над проблемой создания дирижабля

Научные контакты К.Э. Циолковского в последние годы его жизни

Научные связи К. Э. Циолковского в Петербурге (Ленинграде)

Научные связи К.Э. Циолковского с зарубежными учеными

О научных связях К.Э. Циолковского и В.В. Рюмина

О научных связях К. Э. Циолковского с общественными и государственными организациями

О признании научного приоритета К.Э. Циолковского

Собрание материалов по истории «Первой мировой выставки моделей межпланетных аппаратов и механизмов» в фондах Государственного музея истории космонавтики им. К.Э. Циолковского

Циолковский и Горький

«Я был страстным учителем»

«Я такой великий человек, которого еще не было, да и не будет…»

Семья, дом, быт
К.Э. Циолковский как мыслитель
К.Э. Циолковский и русский космизм